Ответ Империи - Страница 68


К оглавлению

68

"Вот ведь как просто — надо было строить наше общество без всяких там великих идей", подумал он. "Хотя — стоп. У них-то как раз тут есть Великая Идея. Великая, простая, как пища, вода, как воздух, которые замечаешь лишь тогда, когда их нет. Ведь у нас, в России, потерпели поражение не политический строй, не государство и не коммунисты. Это даже не русский Версаль. Версаль — это крушение отдельной нации. У нас в России потерпела поражение Справедливость, основа выживания человечества, основа его экономики. Когда на свободном рынке человек меняет рыбу на топор? Когда пропорции обмена обе стороны сочтут справедливыми, то есть в среднем — когда в обществе принято считать такой обмен справедливым. Нет экономики — нет человечества, потому что в промышленную эпоху каждый дарами природы жить не может. Даже бомжи живут оброненным излишком общества, где есть теплые подвалы и бытовые отходы."


Виктор загляделся в окно на проехавший навстречу туристский внедорожник — рыжий, с баллонами чуть ли не от колесного трактора, и, словно клеткой, окруженный дугами из хромированных труб. "Самоделка" — подумал он, и вдруг почувствовал, что отраженный в окне силуэт человека, что расположился на сиденье позади него через один ряд, ему знакомо. Он скосил глаза: лица человека напрямую он не увидел, оно было закрыто большой газетой частных объявлений. Это был тот человек, которого он чуть не сбил с ног на лестнице паспортного стола. Если бы не отражение в окне из-за туристского автобуса, что проехал мимо них в левом ряду и создал тень, то лица его он бы не заметил.


"Что будет, если человечество будет жить только выгодой и приращением богатств? Будет, как с инопланетянами у Клиффорда Саймака в "Почти как люди". "Они обойдутся с людьми так же, как некогда сами люди поступили с животными, мешавшими им использовать земельные пространства. Они постараются избавиться от них любыми средствами. Вытеснят их с насиженных мест. Сгонят в кучу. И сделают все, чтобы род человеческий прекратил свое существование…" Только у нас инопланетян ждать не надо, своих хватает: какое верное название — Почти Как Люди… Почему у нас в двадцать первом веке задавлено производство? Почему мы плетемся в хвосте прогресса, почему исчезает элементарная грамотность, почему невозможно победить коррупцию, бандитизм, те же ценовые сговоры, почему от нашего имени все время решают делать то, что мы не просили? Потому что там нас победили Почти Как Люди, наши, земные, от той же обезьяны."


Виктор внезапно обернулся: мужчины с газетой не было. Когда тот вышел, Виктор не заметил — видимо, в этот момент задумался.


"Ну и черт с ним", облегченно вздохнул он. "Значит, что у нас здесь выходит? Саймак сказал, что такое не прокатит только в России и соцстранах. СССР — последний оплот человечества. Последняя надежда людей остановить Почти Как Людей. Это и есть Великая Идея. Не национальная, которую у нас лет двадцать ищут и не могут найти, а глобальная. Для всех от Северного Полюса до Южного."


— Зайдите ко мне, пожалуйста!

У Кондратьева в кабинете уже сидел Зеленков. Интуитивно Виктор почувствовал, что это не сулит ничего хорошего.

— Скажите, Виктор Сергеевич, — начал Кондратьев, теребя в руках авторучку, — у вас нет здесь, в Брянске, каких-то врагов, недоброжелателей?

— Да нет, вроде как не успел нажить. Я вообще здесь недавно, и не знаю тут никого.

Кондратьев перевел взгляд на Зеленкова. Тот откинулся назад в кресле, положив на край стола кисти рук, сцепив пальцы, и спокойно произнес:

— Ну, что я говорил?

Кондратьев положил авторучку на стол, продолжая вертеть ее по поверхности пальцами.

— Так можно и до шпиономании дойти.

— Ну а смысл? Неужели?

— А если, с другой стороны, мы недооцениваем? Сила локальной стратегии… Ну ты помнишь процент ошибок в этих случаях. Да и не в процентах дело.

— Да именно, что… Слушайте, — Зеленков обратился к Виктору, прервав непонятный последнему диалог, — в каких вы областях раньше работали?

— Железнодорожное машиностроение, бытовая электроника, потом информационные…

— Исследования, изобретательство?

— Да. Это не области…

— Понятно. Журналистика?

— Ну… был связан. Сейчас же жизнь требует многосторонности.

— Спасибо.

— Ну что ж, у меня тоже ничего нет, — сказал Иван Анатольевич. — Спасибо, вы свободны.

— А… что-нибудь… — промямлил Виктор, так и не поняв, что в отношении его решили.

— Да не волнуйтесь, это к вам не относится. Просто проверяйте в таких случаях. И не забудьте сегодня взять подъемные и насчет общежития.


"И как это понимать?" — размышлял Виктор, покинув кабинет технодиректора. "О чем они вообще? Кстати, в этом месте лес. Какой смысл меня в лес тащить? Пригрохать профессионально можно и поближе. И в Соловьях замочить было пара пустяков. Или здесь промышленный шпионаж? Из разговора можно понять — есть какая-то тема, которая может быть важнее, чем думают, и за ней охотятся? А я при чем? Я потенциальный участник? Или смогу оценить, в чем рулезность? Должен быть какой-то простой ответ…"


Он вдруг поймал себя на том, что думает о таких вещах абсолютно равнодушно.


"А, впрочем, ничего удивительного", через полминуты сказал себе Виктор, садясь за терминал. "Виктор Санчес в "Учении Дона Карлоса" пишет, что проникновение в иные реальности может включать необычные психические переживания. И мы все можем заново открыть себя, и найти внутри себя порядок, который не зависит от инфляции, падения цен на нефть, ипотечного кризиса, или чего там будет говорить княгиня Марья Алексеевна. На последнюю, положим, и раньше было глубоко начхать. Сталкинг называется, по-русски, пофигизм. Главное, жить не привычками, а наблюдением."

68