Снаружи послышался женский вскрик и какой-то шум. Через полминуты откуда-то неподалеку, видимо, со двора, заорал мегафон голосом Семиверстовой.
— Виктор Сергеевич, не стреляйте! Это Светлана Викторовна! Я иду к вам без оружия!
— Подходите! Медленно!
В коридоре послышались неторопливые шаги.
— Я подхожу к двери. Сейчас я буду медленно входить. Я держу руки за головой…
Через порог переступила женская нога в темно-синем брючном костюме, затем показалось лицо.
— За мной никого нет. Можете проверить.
— Мари удалось взять?
- 'Хадассу'? Да, ее уже увезли. Мне можно опустить руки?
— Да, конечно… Вот оружие.
— Вы в порядке?
— Вроде да. Тушенкой кормили.
— Ясно. Выходим, скорее. Ваза цела, забирайте квитанцию, — сказала она уже в микрофон.
Они вышли в коридор и направились к двери; навстречу уже бежало несколько мужчин. Виктор постарался не глядеть в сторону неподвижно лежащего тела у двери.
— Светлана Викторовна, я понял — бог есть!
— Вы полагаете? — серьезно и заинтересованно спросила она.
— Да. Да. Это он, это он послал мне револьвер, — торопливо и сбивчиво заговорил Виктор, стремясь скорее сообщить, как ему казалось, самое важное. — Я слышал голос с неба, он сказал искать револьвер под кроватью. Я туда, понимаете, — а он там. Понимаете, вроде как почудилось — а он там! Но так же не бывает, понимаете? Это чудо! Это… это надо изучать, мы все время не принимали бога в расчеты, а если в него уверовать, то он поможет, видите, он помогает!
Они вышли наружу. Тепло угасающего бабьего лета еще принимало природу в свои нежные объятия, но в нем можно уже было уловить приближение октября. Жиденький туман заволакивал окрестности, заплывшие ямы были доверху полны водой и на кустах висели крупные капли; похоже, здесь только что закончился нудный осенний дождь. Под ногами у Виктора зашуршал пестрый ковер из мокрой зеленой травы и вороха лимонных, золотистых, бурых и красноватых листьев, из которого, как из губки, выступала вода, теснимая полиуретаном его ботинок. Виктор оглянулся по сторонам и назад: темный от пятен влаги дом на краю лесополосы, где его держали, был раньше каким-то сооружением для путейцев, ныне законсервированным, с заложенными кирпичом оконными проемами во избежания хулиганства; чуть поодаль стоял ряд посеревших и потрескавшихся бетонных столбов забора, на которые когда-то натягивалась рабица. На территории еще бесхозно валялся кой-какой металлолом, и в паре-тройке метров от Виктора из бурьяна торчала ржавая ручка модерона, двухосной тележки для инструментов. Где-то в полусотне метров была видна выемка, над которой на решетчатых опорах парили две нити контактной сети; то была железная дорога, и те шум и дрожь земли, которые Виктор чувствовал во время своего недолгого плена, были ее порождением.
Завыла сирена; из-за деревьев показался рыжий, высокий автобус-реанимобиль, мигая синими сигналами на крыше и разбрасывая грязь из колдобин, проследовал столбы, на которых когда-то висели ворота, и двинулся к дому, осторожно нащупывая полузаросшую и искрошенную полосу асфальта, наскоро уложенную здесь еще до эпохи нового сталинизма.
— Зачем реанимация? Я нормально себя чувствую.
— Это не для вас, — ответила Света. — Вашему крестнику. Вы его крепко приложили.
— Как? — ахнул Виктор. — Он жив???
— Да пока жив. Патроны с резиновыми пулями.
— Травматика? Я не обратил внимания. Хотя она у нас продается населению, травматика.
— Вообще-то сперва боевые хотели дать. Лучше потерять агента иностранной разведки, чем вас.
— Подождите… Это что же, вы подложили? А как же?.. А голос? Голос откуда?
— Секундочку. Настя! Настя! Идите сюда.
К ним подбежала молоденькая девчушка в пурпурной синтетической куртке, низенькая, невзрачная, круглолицая, с маленьким вздернутым носом, вокруг которого высыпали веснушки.
— Познакомьтесь. Анастасия Небоглас, наш лучший индуктор, специалист по древнерусской жреческой психотехнике. 'Путь огня', это, кажется, называется?
— Нет, 'Путь огня' это не совсем то, — затараторила Настя, — в общем, вокруг этого очень много дилетантской писанины и сенсаций. Вообще индуктором может стать каждый, все зависит от того, как долго тренироваться и как. Вот у вас кошка есть?
— Здесь-нет, а что?
— Ну, вот когда она что-то не так делает, поднимаете ее за передние лапы, смотрите в глаза и строго говорите — 'Нельзя, нельзя'… Вот это простейший случай индукции, который подкреплен мимикой и интонацией голоса. При непрямом контакте, конечно, сложнее. Биоканал нельзя считать надежным, и как образный, так и семантический компонент сообщения приходится сводить к минимуму…
— Так, сейчас гроза будет, — неожиданно сказала Семиверстова. — Настя, обожди где-нибудь в стороне, чтобы начальству на глаза не попадалась. Буду все принимать на себя.
До Виктора донесся нарастающий тихий клекот; спустя секунды из-за верхушек деревьев выплыл небольшой красно-белый вертолет на лыжах вместо колесного шасси, из-за отсутствия хвостового винта слегка напоминающий 'Еврокоптер Экс-кьюб', но с большим вытянутым стеклянным фонарем кабины, что делало его похожим на большую стрекозу. Стремительные очертания фюзеляжа над силовой установкой, переходящего в толстый и недлинный хвост, двоившийся на конце стабилизатором в виде римской цифры V, производили впечатление скорости и мощи; за воздухозаборниками турбины красовались цифры '01'. Винтокрылая птица прошла прямо у них над головами — на удивление Виктора, негромко и словно крадучись, — обдала тугими, словно резина, потоками ветра, зависла над растрескавшимся бетоном бывшей автостоянки и начала снижаться. Тучи желтой листвы взлетели и закружились в вихре рукотворной метели вперемежку с брызгами из раздутых луж; полозья встретили твердую опору, турбина устало снизила обороты, и туманный круг винта превратился в мелькание четырех лопастей, неторопливо утишавших свой бег. Дверца кабины открылась и из нее вышли двое мужчин: тот, что пошел навстречу, был Гаспарян, а второй, оставшийся у вертолета, был незнаком Виктору.