'Господи', - подумал Виктор Сергеевич, — 'если ты существуешь, не оставь раба своего! Подай ему руку, вразуми, укажи путь к спасению!'
За стеной опять что-то глухо зашумело, и дрожь пола передалась ногам.
'Под диваном снизу скотчем приклеен револьвер'
'Это я подумал?' — удивился Виктор. Мысль была неожиданной, и, на первый взгляд абсурдной. Ну кому придет в голову оставлять огнестрел в комнате с похищенным? Хотя, подумал Виктор, бывает так, что человек в нервном напряжении думает о другом, и вдруг его осеняет, всплывает что-то в подсознании. Только все это уж очень похоже на детские фантазии. А вдруг на шкафу лежит какая-то интересная игра? Или под кровать когда-то закатился рубль, и его так никто не достал?
Виктор снова попытался сосредоточиться на анализе обстановки, но теперь мысль о револьвере под диваном не давала ему покоя. В конце концов он понял, что он не сможет спокойно сидеть, пока не проверит.
'Ладно', решил он, 'вдруг под диваном еще чего завалялось, мало ли, пригодится'.
Он присел на корточки и пошарил снизу рукой по старой рогожной обивке, закрывавшей пружины. Внезапно он почувствовал, как на лбу его выступает холодный пот.
Его рука наткнулась на холодный металл; это было что-то угловатое и крупное. Под пальцами зашуршал скотч. Дрожа от нетерпения, он отклеил непонятный предмет — он оказался тяжелым, весом, наверное, под килограмм, и вытащил наружу.
Это на самом деле был револьвер — черный, блестящий, с толстым коротким стволом и удобной деревянной рукояткой орехового цвета. В барабане виднелись патроны, шесть штук. Судя по непривычно широкому зрачку дула — сорок пятый калибр.
'Что же это? Он есть! Господи, ты есть! Это он… Это только бог мог сотворить чудо… Ведь этого не может быть, и это был его голос… Господи, спасибо тебе! Господи, спасибо тебе! Верую в тебя, истинно верую, в тебя, в святое писание! Выберусь, приму крещение, буду ходить в церковь, по монастырям в тур съезжу… что там еще можно сделать. Лишь бы выбраться отсюда. Лишь бы выбраться…'
И вот тут Виктор Сергеевич понял, что, если сейчас откроется дверь, то эта парочка его точно пристрелит, увидя револьвер.
Первым инстинктивным желанием Виктора было снова спрятать ствол. Или отдать Рафаэлю. Но он быстро взял себя в руки. В конце концов, если всевышний вкладывает кому-то в руку оружие, то не для того, чтобы так просто им швыряться. Это какая-то божья воля, которую надо выполнить.
'Может, это искушение?' — подумал он. 'Типа 'не убий' или 'возлюби врага своего'? Нет, не похоже. Если надо гордыню или гнев смирить, это еще понятно. А тут ни гордыни, ни гнева.'
'И вообще, дурак ты', подумал он про себя через секунду. 'Кому ты собрался ствол отдавать? Эти люди, если надо, кого угодно замочат и не почешутся. Хоть женщину, хоть ребенка, если им помешают. Есть такое понятие — оперативная необходимость… Ну что ж, и у нас оперативная необходимость. Я участвую в операции 'Ответ'. Сколько крови стоил нам распад Союза, а? Если что, эта кровь будет на их руках. Нет, бог не фраер, он все видит. Стало быть, он меня своим орудием и избрал.'
В другой обстановке Виктор, наверное, никогда не счел бы себя орудием всевышнего. Но, когда тебя похищают, чего только на ум не придет. Он сел на кровать, взял тяжелый пистолет двумя руками и, взведя большим пальцем неподатливый курок, направил на дверь.
'Ладно', подумал он, 'привести и сдать КГБ этих типов я не смогу, просто сбежать и заявить о них они мне сами не дали… Говорят, когда их на службу берут, у них такой вопрос есть — 'Можете ли убить человека ради своей страны?' Мы не бараны, чтобы нас крали и резали…'
У него вдруг мелькнуло, а что будет, если первой войдет женщина, и как он сможет в нее стрелять, но он тут же отогнал эту мысль.
'Здесь нет мужчин и женщин', - сказал он себе. 'Это война, тайная война. Есть живая сила противника. Если не ты, то тебя.'
Дверь загремела железом, в замке заворочался ключ. Виктор вдруг подумал, что входящий может присесть, и тогда он промахнется; он опустил дуло ниже. Дверь начала отворяться, Виктор увидел лицо Рафаэля, и почувствовав, что то сейчас может захлопнуть дверь, с силой нажал на тугой, неподатливый спусковой крючок.
Хлопок оказался не очень сильным; из дула вылетело белое пламя, револьвер подбросило вверх, и через мгновенье Виктор увидел, что Рафаэль, согнувшись, держится обеими руками за живот, выпучив глаза; отпущенная дверь с визгом раскрывалась.
Виктору вдруг пришло в голову, что на противнике мог быть бронежилет; он быстро опустил ствол и снова надавил на спуск, целясь прямо в лоб. Рафаэля отбросило назад, он упал навзничь и уже не шевелился.
Где-то рядом должна быть Мари, подумал Виктор, и она наверняка не промажет. Он вскочил, бросился к двери и стал в простенке. Он не знал, что правильнее — выскочить наружу, где его могла ждать пуля, или оставаться здесь, ожидая, что в помещение пустят газ или бросят гранату. Ему стало ясно, что он обречен; но менять что-то было уже поздно, и оставалось лишь достойно встретить свою судьбу.
— Мари, сдавайтесь! — крикнул он, и его голос гулким эхом отразился в коридоре. — Район оцеплен! Я не Еремин! Ваше сопротивление бесполезно!
Единственным его шансом оставалась неожиданность; Мари не могла знать, откуда у него появилось оружие, а это могло значить только одно: операция провалилась. Остальное зависело от квалификации агента: под мужиков подкладывают обычно не слишком ценных, на что Виктор и рассчитывал. Если Мари неопытный агент, она запаникует и попытается скрыться; но вот если она ас или фанатичка, или с ней еще кто-то…