Ответ Империи - Страница 25

"Ну что ж", подумал Виктор, "у новелловской нетвари еще и не так было".

Введя запрос, через минуту он уже изучал искомую инструкцию от ГПИстроймаша и начал рисовать алгоритм в Диаграфе — программе, чем-то напоминавшей Visio.

"Так, а если этот документ завизирует нач. АХО, но бухгалтерия упрется… как тогда? К кому идут, чтобы рассудил по понятиям? Надо позвонить этой… Вере Афанасьевне."

Телефона на столе не было — общий аппарат висел на стенке. "А чего ж они параллельных не догадались поставить? Для экономии времени? С их рационализацией?"

Виктор обратился к соседу — задумчивому и высокому парню лет тридцати, у столика которого висела таблика "Сегурцов Павел Николаевич", к которому ниже было подклеено скотчем "Для своих просто Паша".

— Павел Николаевич, — начал Виктор, еще не будучи уверенным, что он входит в круг своих, — простите, вы не подскажете, где можно найти телефонный справочник с телефонами ГПИстроймаша?

— А вы по работе позвонить хотите?

— Да, конечно. "Строго у них тут…"

— А зачем звонить, вы кому надо там сообщение прямо пошлите. Адреса общалок у них на институтском ресурсе. Прямо смотрите в меню — "Структура", "Подразделения", "Сотрудники"…

— Поэтому и телефон один на стене?

— Ну да.

— А-а… Я сначала подумал, государство что-то ограничивает.

На лице Паши отразилось крайнее изумление.

— Как это оно ограничивает? Государство — это мы!

— Ну, я имел в виду — номенклатура, бюрократия…

— Так ведь это… курс сталинизма, он, ну, диктатура трудящихся над бюрократией, стремящейся к узурпации административного ресурса.

— И это прекрасно! А то как в других странах народ-то страдает от этой узурпации!

Разговор их прервала раскрывшаяся дверь: на пологе показался высокий худощавый парень в светлом длинном плаще и с темным, не соответствующим по тону одежде, матерчатым кейсом в левой руке.

— Сделал я вчера твой реликт, Паша. На основной плате электролит вздулся, я заменил.

— Ну, спасибо! С меня причитается.

— Вот, смотри.

Парень поставил кейс на Пашкин стол, извлек из него лэптоп — именно лэптоп, с "горбом" позади монитора — и включил. Лэптоп пискнул, на узком жидкокристаллическом дисплее пошла проверка памяти.

— Слушай, и как ты с ним живешь? За десять лет уже бы давно поменял. Даже НЖМД нет.

— Я с ним не живу. Он у меня в столе лежит.

На корпоративном сайте института Виктор быстро разыскал номер мессенджера Веры Афанасьевны; похоже, что та раньше умела печатать на машинке, потому что набирала ответы неожиданно оперативно для своего возраста, и с удовольствием рассказывала все неформальные тонкости, которые надлежало превратить в алгоритм бизнес-процесса.

…До конца рабочего дня оставалось примерно полчаса, как справа внизу всплыло окошко с сообщением: "Зайдите к Ивану Анатольевичу".

— Ну что ж, в работу вы включились с первого дня активно, жаль отрывать…

"Ну да, видит, что на мониторах. Похоже, VNC тут уже рулит впереди планеты всей."

— Тут заказец поступил на обслуживание зарубежного ПэКа, заказчик просил лично вас, видимо уже пошли слухи насчет визитеров из "Ди Эрсте". Так что обрастаете персональной клиентурой. Только вот сейчас уже конец рабочего дня. Я бы не просил, но тут у нас разрабы вылезли из сметы по третьей версии "Циркона", тут за все хватаешься… Отгулом можем компенсировать.

— Я съезжу, конечно. Для дела же.

— Ну конечно, все в наш общий карман, а не буржуям… Да, сразу к бухгалтеру зайдите за дневной.

— Спасибо.

— Да это вам спасибо, — усмехнулся Кондратьев, — сейчас после работы народ развиваться срывается. Кто в тренажерный, кто в театр, у кого хобби, кто просто детей куда-нибудь сводить или в семейку за терминалом резануться. Страна на прокачке. Надо переплюнуть Штаты по средней длительности жизни.

— А, вот, кстати, простите, у меня такой вопрос, он, наверное, детским покажется, но мало ли, вдруг клиент спросит, а я не знаю, как правильно ответить. Как точно сказать, что такое сталинизм?

— Сталинизм? — пожал плечами Иван Анатольевич. — Сталинизм — это модернизация.

…Дождик, неторопливо размачивавший горбушку деснянского правобережья, уже стих, и только ветер стряхивал с листвы на асфальт запоздалые капли; со стороны Мальцевской все небо затянула шинельно-серая пелена, под которой проплывали сине-лиловые, набухшие истрепанные клочья, и пропитавшая воздух сырость словно затекала за распахнутые полы плаща.

Стоя на остановке в ожидании бесплатного сыра… пардон, бесплатного троллейбуса, и теребя черный зонт на пружине — раскрывать или не раскрывать? — Виктор снова окинул мысленным взором впечатления первых полутора дней.

Мир, в который он попал, показался ему каким-то неправдоподобно позитивным. Все улыбаются и готовы помочь, как агенты по продажам. Нет конфликтов, а, стало быть, нет развития личности в острой форме. Хотя, может, это только с непривычки. Если у нас вор будет сидеть в тюрьме, а не, скажем, принимать законы, то жизнь покажется нам серой и унылой, как у сисадмина в канадской провинции.

Что-то подобное он уже видел в нашей реальности… Ах, да: внешне напоминает Белоруссию первого десятилетия нового века, в районе Гомеля, куда ездят из России недорого и качественно отдохнуть. Порядок, чистенькие города, от населения по сравнению с нашим просвещенным просто веет добротой, все работают, везде свои товары, и своя техника, кроме, разве что, личных авто, которые уступают пассажирам дорогу на переходе. Товары без очередей, естественно. Даже те же скульптуры на лавочках по западноевропейской моде. Прибавьте к этому экономический рывок и какую-то всеобщую жажду перевернуть планету, открыть человечеству вечные истины или хотя бы сделать более удобную ручку стамески — и вы получите представление о мире, куда на этот раз угораздило свалиться Виктору.