— Диспетчерская, слушаю, — раздался в трубке знакомый голос.
— Скажите, этот человек товарищ Гриднев?
— Да, это он, проверяющий со Старой Площади. Все в порядке.
— Извините, что оторвал вечером…
— Ничего, это вы правильно. Бдительность не мешает.
— Ну вот, формальности соблюдены, — констатировал Николай Игнатьевич, — теперь можно к делу. Вы курите?
— Нет. Никогда не курил.
Хочет предложить сигарету, подумал Виктор, стандартный способ расположить к себе.
— Превосходно. Я, кстати, тоже недавно бросил. Так вот, Виктор Сергеевич, мне поручили держать под контролем работу с хроноагентом, и задавать вопросы по мере возникновения. Ну, если вы, конечно, согласитесь отвечать, принуждать вас я не имею права.
— Понятно. Партия обеспокоена прибытием человека из будущего? Кстати, что интересно, присутствия вашей партии здесь почему-то не наблюдается.
- 'Зима прошла, настало лето, спасибо партии за это?' — усмехнулся Гриднев. — Это было глупо. Не надо тыкать все время народу, что он чем-то обязан власти. Народ прекрасно понимает, что это он содержит эту власть, и это она ему обязана, а не наоборот. Мы помогаем народу, когда он к нам обращается, а обращается он, когда считает нужным.
— И за чем же он обращается именно к партии? Тут Познер говорил давеча, что все решают исполкомы.
— Правильно говорил. К нам обращаются, когда закон противоречит правде.
— И как же вы решаете? По закону или по правде?
— Мы находим правду и меняем закон. Наши люди в советах разных уровней.
'Что-то очень похоже на мафию', подумал Виктор. Хотя мафия писаных законов не издает. Иначе бы ее путали с властью.
- 'В чем сила, брат? В правде!' — процитировал он афишу.
— Да. Это наш новый лозунг. Вместо 'Пролетарии всех стран, соединяйтесь!'
'Я фигею', подумал Виктор. Но вслух ничего не сказал. И вообще он был не против.
— У нас сейчас многое, понимаете, иначе, — продолжал Гриднев, — комчванство изжили, партноменклатуры нет, по крайней мере, чтобы лезть вверх по служебной лестнице, не нужно иметь всех этих картоночек красного цвета, ну и самое главное, колбасы и туалетной бумаги хоть завались! Как вы у нас адаптировались?
— Нормально. Но прежде всего хотелось бы знать, чем обязан визитом.
— Ну, вы спрашиваете! Живого человека из будущего посмотреть — это что, не повод? Да и прокатиться в ваш зеленый город за казенный счет, от дел отдохнуть.
— Особенно, если аллею не оборудовали визерами, не успели. Я проверил по справочнику. Выбор места, как я понимаю, не случаен?
— Тогда возьмем быка за жабры, как говорил один приятель. Вы не первый раз перемещаетесь, все поймете. Поэтому скажу прямо: ЦК не собирается втягивать вас в какие-то ведомственные интриги. Нас интересует, сохраняет ли ваше появление статус-кво в раскладе основных сил власти. Как в отношении формальных учреждений и их руководства, так и в отношении двух больших групп в политическом руководстве, которые, скажем так, немного по-разному видят дальнейшие пути развития страны, да и всего мира в целом. Вам говорили об этих группах?
— Нет. Я, вообще-то в эти вопросы не лезу. Меньше знаешь — крепче спишь.
— Надеюсь, после моего рассказа кошмары мучить не будут, — хмыкнул Гриднев. — самое жуткое вы уже пережили. В лице развала Союза. Кстати, очень страшно, когда страна разваливается?
— Не знаю. Не думал об этом.
— А от миллиона за бугром просто так отказались? Вообще, не жалеете? Ведь могли проскочить туда.
— Раз сделал — значит, не жалею.
— Значит, это по вам прошло, что вы о себе не думали, а решили рассчитаться.
— А по вам не прошло? — Виктора начинало раздражать, что эта ожившая статуя пролетарского поэта лезет к нему в душу.
— По мне другое прошло, — спокойно ответил Гриднев. Правой рукой он полез за отворот куртки и, достав оттуда мешочек вроде ключницы, вытряхнул на ладонь два зазубренных куска металла.
— Это называется спецоперации за рубежом. Части особого риска, 'иностранный легион', как здесь прозвали. Списали тогда вчистую, группу дали. Моя рекомендация в партию. Вот, рядом с билетом ношу…
Он аккуратно положил осколки в ключницу и убрал во внутренний карман куртки.
'А ведь, пожалуй, не врет', подумал Виктор. 'Иначе все это слишком грубо выходит'.
— Значит, у нас с вами одни счеты с глобалистами, так? — спросил Виктор. Гриднев промолчал; в этом молчании словно послышалось 'Как видите'.
— Но тогда скажите, пожалуйста, — продолжил Виктор, — вот вы все знаете, что у нас СССР проиграл экономическое соревнование глобальной экономике, проиграл вчистую, по всем статьям. Ну, как раньше бы сказали, мировые буржуи объединились и задавили массой. Так?
— Можно сказать, и так.
— Хорошо… Тогда почему же вы не попытались разрушить эту глобальную систему, сталкивать капстраны друг с другом, как это делал Сталин? Вы же наоборот, им весь СЭВ отдали, усилили… Со стороны это выглядит, ну, как бы…
— Говорите. Я пойму.
— Ну как бы мотыльки, летящие на огонь. Показать образец нового общества, общества новаторов, творцов, которое задавит жрущая серая масса. Вам нужны красивые руины?
— Некоторые в Союзе тоже так думают. Особенно из творческой интеллигенции. Хотят порхать. Понимаете, если бы у нас были варианты выбора… Ну вот, если бы, например, попади вы, или хотя бы первый хроноагент к нам году в шестьдесят третьем, когда собирались снимать Хрущева, или в шестьдесят пятом… Страна на подъеме, Политбюро, видевшее войну, еще бодренькое, придушили бы этот глобализм в колыбельке двумя пальцами. Начали бы поддерживать националистов, американофобов, друзей бы подбирали без присяги на верность идеалам. Душмани душман, враг моего врага, как говорят на Востоке. Единственно, что — придержать, чтоб они там меж собой третью мировую не начали. Двуполярная модель с Союзом все ж миру больше стабильности давала, но раз презлым за предобрейшее… А в семьдесят восьмом Политбюро ногой в гробу, СССР и с нефтедолларами продувать начал, а глобализм — все, поезд ушел, не остановишь. Надо было до 'Группы-77' инициативу перехватывать.