Ответ Империи - Страница 127

127

— Ну сами подумайте, — продолжал Гаспарян, — разница во времени между нашими мирами всего десять лет. Вы эти десять лет после ваших реформ были знакомы только с открытыми публикациями, то-есть, с теми разработками, которые начинали четверть века назад. Иными словами, ваша информация устарела на десять-пятнадцать лет, за исключением каких-то второстепенных моментов, тонкостей, вылезших во время боевого применения новых видов вооружений. Опыт диверсионных и контрдиверсионных войн — слава богу, у СССР он тоже накоплен и без кровопролития на собственной территории. Есть Африка, Азия, Латинская Америка. Тем более, вы ведь не бывший офицер спецназа?

Виктор отрицательно помотал головой.

— Теперь взглянем на вопрос с другой стороны. Сейчас у Советского Союза появились такие средства ведения войны, о которых у вас, в вашем мире, даже и не догадываются. Распад СССР затормозил вашу военную науку, теперь она развивается без таких масштабных прорывов, каким было, например, появление ракетно-ядерного оружия. Спрашивается, можем ли мы вам рассказывать об этих новых средствах ведения войны, если завтра вы можете — вжжик — неизвестно куда? Вообще, откуда вы знаете, может быть вас именно за этим и прислали?

— Интересная мысль… Кстати, раз уж у нас все время заходит об этом разговор, то, по идее, эти "они" должны позаботиться о том, чтобы я о них ничего не знал и не догадывался. Вы не находите?

— Находим. Как и то, что "они" должны позаботиться о том, чтобы за вами проследить.

— Короче, — подытожила Светлана, — мы организуем для вас искусственный хроноклазм.

В наступившей тишине Виктор услышал, как стучат капли о ткань зонтиков. Почти как счетчик Гейгера, подумал он почему-то.

— Хроно… что?

— Хроноклазм. То-есть ситуацию, когда вы с виду как бы участвуете в боевых действиях, но не можете на них влиять. Ну, как в "Конце вечности" у Азимова. Эти классики иногда дают хорошие мысли — пояснил Гаспарян.

Виктор промолчал. Он не помнил, что там было у Азимова, хотя когда-то и книгу читал, и даже фильм смотрел — один раз, потому что не очень понравился.

— Мужчины, ну давайте пойдем к машине, — вставила Светлана Викторовна, — тут, кроме ОРЗ, ловить уже нечего.

Дождь усиливался. Тонкие кружки расходились на лужах, как радиоволны от импульсного сигнала (полвека назад сравнили бы наоборот).

— Ну, а я что, просто зрителем буду? — продолжил Виктор уже на ходу. — Хотелось бы чем-то быть полезным обществу, раз уж я здесь живу. Да и на нормальную квартиру заработать.

— Ну, бездельничать мы вам не дадим, — тут же возразил Гаспарян, аккуратно перешагивая впадинки с лужами, чтобы не замочить туфли на тонкой подошве, не совсем по сезону. — К примеру, вот вам проблемка. Лет десять назад что делать с фундаментальной наукой, вроде как было ясно. На Западе придумали систему грантов, стимулирующее действие выше крыши, казалось внедряй, и будет людям счастье. Ан, нет. По данным наших аналитиков, в США просто выделился слой успешных грантоискателей, то-есть профессионалов не по тому, как раскрывать тайны природы, а по охоте за этими самыми грантами. И они настоящих ученых потихоньку выживают. В частности, у них университетская профессура — это слой, определяющий денежные потоки не только своих работ, но и, фактически, всего университета. И вообще у них в этой системе западной науки вроде как процветание, обеспеченность, но все поделилось на ремесленные цеха. Каждый ковыряется только в своей области, и не представляет себе, что делают рядом. И вся система исследовательской работы это средневековое разделение поддерживает. А ведь для того, чтобы найти что-то качественно новое, надо осмыслять знания из разных сфер! Самые крупные открытия всегда делались на стыке дисциплин.

— Значит, нужны энциклопедисты.

— Нужны энциклопедисты. Но тут дело в том, что ученый и так еле-еле успевает ознакомиться с информацией в своей области, потому что слишком много работ и знаний, и чем шире он пытается охватить область, тем меньше у него возможностей проверять получаемую информацию и оценивать ее правильность, ценность и так далее. В лучшем случае начинает развиваться верхоглядство, в худшем — мозг начинает некритично перемалывать и всякие непроверенные, но заманчивые гипотезы, которые воспринимаются, как "результат исследований", и ученый ударяется в мистику. Уже нескольких человек так потеряли в программе подготовке гениев. Не физически потеряли, а как специалистов. Человек начинает нести чушь всякую, смешивает факты и плоды своей фантазии. Вот вторая задача — как этого избежать.

— Ну, это вообще-то мировые проблемы.

— А вы думали, мы вам, как пану прогрессору, предложим думать, как командирскую башенку в танковой башне вваривать? На это у нас конструкторы есть. А вы у нас товарищ из будущего, так что с глобальными задачами вам и карты в руки. Я, конечно, не требую сейчас решить, но подумайте. У вас взгляд все-таки свежий, альтернативный.

К бордюру подкатил старый зеленый "уазик-батон" с узкой желтой полосой на борту, на которой лиловыми буквами было выведено "Ремонт и обслуживание БКС".

— Это наш, — сказал Гаспарян. — Кстати, когда-то был вагончик прослушки.

— БКС, простите, это боевая космическая станция? — недоуменно спросил Виктор, глядя на ностальгически затрапезный вид экипажа.

— Это бытовые компьютерные сети. Аббревиатура такая.

2. "Берегите свою ж…"

— Нет, я все-таки одного не пойму, — возразил Виктор, устроившись на жесткой дермантиновой сидушке батона по ремонту БКС (а почему бы и не возразить, как человеку другого мира?) — Все-таки за бугром нам политики бомбой грозят уже полвека, но разум-то у них действует. Вряд ли они захотят сами себя уничтожать, и даже риск создавать такой. Может, с ними опять договориться на высшем уровне? Разрядка, мирное сосуществование, даже идею конвергенции подбросить. Коммунизм-то у вас совсем не такой, с каким они воевали, частник даже развивается, если в переводе на их понятия. Не дураки же они совсем.

127