С этими словами Галлахер-младший буквально растворился в зеленой листве — или это показалось благодаря маскировочной куртке. И еще Виктору почудилось, что улыбка этого человека какое-то мгновение еще висела сама на фоне сосен.
Добравшись до дома, Виктор без сил упал на диван и долго глядел в потолок, стараясь ни о чем не думать. Сказывалось напряжение. В лесу его не убрали, какое-то время по дороге из Шибенца в это не верилось — мало ли, вдруг это сделает другой человек, прямо на глазах у всех из какой-нибудь стреляющей авторучки, как в старом шпионском боевике от "Грузия-фильм", — и только здесь, в четырех стенах, к нему пришло осознание того, что встреча прошла и он остался жив.
Под боком оказался пульт от телевизора, вызывая неудобство. Виктор вытащил его, и, чтобы отвлечься, нажал первую попавшуюся кнопку. Седого усатого человека в окружении журналистов, что появился спустя десяток секунд на экране, он узнал сразу. Это был Руцкой, он как-то даже в Брянск приезжал.
— Ну что я могу сказать? — четким командным голосом заявил вице-президент двух реальностей. — В военной реформе еще много чего недоделано. Например, наша армия — это армия мирного времени. А в армии мирного времени самые талантливые полководцы всегда оттираются серой массой. В военной науке мирного времени господствующие высоты захватывают болтуны и бездари. Вот вы спросите, почему в сорок первом немцы дошли до Москвы? Спросите!
— Действительно, — переспросила его журналистка в светлом брючном костюме, — ведь у нас вроде к войне готовились?
— А вот я вам скажу почему. Во-первых, наши военные теоретики и генералы оказались неспособны вооружить Советскую… то-есть, Красную армию, необходимым оружием. Во-вторых, эти военные теоретики и генералы оказались неспособны подготовить нашу армию как в тактическом, так и в организационном плане. В-третьих, в начале войны значительная часть высшего комсостава предали Родину и не исполнили свой долг и присягу. И только потому, что наша страна была коммунистической, а возглавлял ее самый талантливый коммунист, товарищ Сталин, это спасло народы мира от угрозы фашизма!
"В прошлый раз у него Радугин был", подумал Виктор. "А теперь, наверное, Мухин?"
— Если армейская, если государственная система бюрократична, — продолжал Руцкой, — то высшие должности — это та прорубь, в которую всплывает дерьмо. Тут предстоит еще разбираться и разбираться. Я против того, чтобы чернить армию. На высоких должностях есть люди толковые, грамотные, способные, которым можно смело доверять любое задание. Но есть и вчерашние прокисшие щи!
"Новую волну репрессий, что ли готовят?" Выступление Руцкого неприятным образом подтверждало версию Галлахера. Виктор вздохнул и переключил канал.
На другой программе шел телефильм из западной жизни, и за кадром кто-то пел голосом, похожим на Гребенщикова:
— Миром правят лузеры,
Но разве это кого-то проймет?
Их товар — это иллюзии,
И темп производства растет.
Мы слышим хорошие вести,
Что по утрам приходят в наш дом,
Но Земля давно стоит на месте,
Просто движется пейзаж за окном…
На тумбочке запиликал "ВЭФ". Виктор протянул руку.
— Слушаю! Слушаю!.. Черт! — и он вытянул из корпуса блестящий прутик антенны. — Алло!
— Как съездили за грибами? — он узнал слегка искаженный цифровым сжатием голос Светланы.
— Да вот набрал кое-что, вечером думаю жарить.
— Знаете, где кафе "Брянский картофель"?
— Ну естественно. Кто ж его не знает?
— Ждем вас там через час. Тем более, вы еще вроде не обедали?
— Вас понял. Почему в кафе? Хотя это глупый вопрос.
— Потому что сегодня суббота. Кстати, недавно его обновили.
Кафе "Брянский картофель" называлось так и в реальности Виктора; находилось оно у цирка, на первом этаже бетонного параллелепипеда института "Брянскгражданпроект", остановка "1000 мелочей", по названию магазина в тут же стоявшей пятиэтажке. На этой стороне улицы мало что изменилось, даже торец здания магазина украшало все то же историческое панно семидесятых "Живешь в Брянске-будь строителем!". Дом же напротив оказался девятиэтажным монолитом и линия магазинов в нем занимала два нижних этажа. "Надо будет туда сходить", машинально подумал Виктор, когда "тройка" неторопливо заворачивала с Дуки на Ленина мимо места, где в его реальности стояла гостиница "Брянск", похожая на раскрытый на фоне неба и заречный просторов рекламный буклет. Здесь, в этой реальности, также стояла гостиница; но, в силу поменявшихся веяний, она превратилась в квадратную ступенчатую башню красноватого оттенка, с зеленым шпилем в духе сталинских высоток. Впрочем, так она даже лучше гармонировала с шатрами стоявшей рядом Преображенской церкви.
Кафе сохранило старую планировку с полуоткрытыми кабинетами, уютно манившими посетителей проемами византийских арок из центрального зала, только облицовку всю поменяли: стало больше темного резного дуба и черненой кованой меди. Мещанская атрибутика современных ресторанов, все эти плазменные панели, акустика и цветомузыка, очевидно, не прошли фейс-контроля; кафе, не желая походить на подобные себе стилизованные заведения, предпочло полностью погружать посетителей во времена парусников и карет. Окна были завешены, царила полумгла и откуда-то тихо струился неторопливый акустический фольк.
— Простите, это, наверное, вас зовут, — обратилась к нему проходившая мимо официантка с пустым подносом. Виктор оглянулся; из-за тяжелых занавесей одного из кабинетов высовывалась Светлана и махала рукой, затем поднялась к нему навстречу.