Все те же старые пароли, подумал Виктор. Никаких штучек на микрочипах. Хотя — если работает, зачем менять? Обратно, вещдоков никаких.
— А если начнет расспрашивать, почему меня отпустили и не трогают? Это же вроде как подозрительно.
— А вы знаете, почему вас отпустили? Вы ничего не знаете, вам ничего не сказали, отпустили под подписку о невыезде, повторно не вызывают. Держитесь естественнее.
— Держаться естественнее… Вы полагаете, что контакт с Галлахером — это и есть задание хроноагента?
— Пока мы можем только предполагать. Кстати, задание прослушать радио — это тоже подготовка к контакту. Вы же у нас из капстраны, а выглядите и говорите, как советский человек.
— Ну, с имиджем я как-нибудь сам разберусь… Знать хотя бы приблизительно, чего он хочет, это Галлахер, что будет спрашивать, что говорить.
— Увы, — развела руки Светлана, — этого Инге в шифровке не сообщили.
— Тогда остаются мелочи. Например, достать прикид грибника, корзинку, ну и сапоги резиновые. Вдруг в лесу сыро или вообще дождь пойдет?
— По прогнозу не обещали. По легенде вещи вы взяли в туристском прокате, но вам их прямо завезут в комплекс. Возьмете сумку у Доренцовой. Никакого оборудования — скрытых микрофонов, передатчиков — у вас не будет. У Галлахера может быть сканер, и это вас засветит.
— А мобильник?
— Тоже оставите. Объясните, что на всякий случай, вдруг КГБ через них прослушивает. Тем более, среди населения такие слухи ходят.
— В общем, если что, связи никакой.
— Образец вашего запаха дадут служебным собакам. В районе встречи на природу выедут несколько "хозяев с питомцами".
— Уже хорошо. Тело хоть разыщут.
— Социального оптимизма вам не занимать. Давайте пройдемся по тому, что вы делали эти несколько дней после покушения, почему переехали, как познакомились с соседкой по комплексу, для чего ухаживаете за ней и так далее…
— Вот твоя сумка.
Это была авоська из синтетической рогожи, вроде тех, с которыми у нас ездят продавцы на базар, с большой желтой эмблемой "Брянскспорттурпрокат" на боку.
— Ты все проверь, вдруг размер или не тот. А то будешь суетиться в последний момент, — настояла Доренцова.
Виктор вынул из сумки зеленый литой резиновый сапог с невысокими голенищами и одноразовой бумажной теплой подкладкой заместо портянок, и посмотрел на подошву.
— Мой размер.
— Куртку, брюки, ножик для грибов…
— Ножик тоже моего размера?
— Раскладывается или нет. Одежда ношеная, после химчистки. Ярлыки и штампы прокатного пункта на месте. Квинтанции в кармане сумки, оформлены на прокатный пункт возле гостиницы "Турист". Компас Андрианова наручный, полевая сумка через плечо внутри прорезиненная, в ней фонарик, спички, соль, галеты, шоколад, фляга, малая аптечка, перевязочный пакет, нож-трансформер туристский…
— А это зачем?
— А это в Союзе положено туристу брать в лес, вдруг заблудится. Как аптечка для автолюбителя.
— Как попаданец, я могу этого не знать.
— Это тебе объяснят в прокате. Кроме того, ты сообщили в ГО по терминалу, когда идете в лес. Если горожане идут в лес далеко от дома, они это обязаны делать.
— Жаль, что тебя там не будет, — задумчиво произнес Виктор, когда осмотр подошел к концу, — там сосны и такой воздух…
"Где-то я ее видел", машинально подумал он, "красивое круглое лицо, ямочки, когда улыбается… Где-то видел в моей реальности. Или это еще одно дежа вю?"
— Что ты говоришь?
— Я не говорю, я думаю. Я где-то тебя видел. Но никак не могу вспомнить.
— Если ты очень хочешь, я могу помочь вспомнить. Гипнозом.
— Часто приходится освежать память подопечным?
— Для этого нужно, чтобы человек сам хотел… Ты хочешь?
— Да. А то буду все время думать, где мы могли встречаться и это отвлечет.
— Ладно. Садись на диван и попробуй расслабиться.
Это было похоже на сон.
Это было похоже на сон, точнее, на какой-то зыбкий промежуток между явью и сном, когда человеку еще слышен шум в комнате, но перед его глазами уже складываются картины, рожденные умственным взором, над которым уже потеряло контроль его сознание.
Это был телевизор, кажется, еще цветная "Юность" с тридцатисантиметровым экраном, близко, наверное, на кухне, и глаз четко различает строки развертки. Камера движется, на экране видно чье-то лежащее тело, затем крупно лицо… все в крови, со слипшимися от крови волосами, округлое лицо… он сразу его узнал, и его пронзил какой-то инстинктивный, неконтролируемый ужас, но он не мог ни шевельнуться, ни проронить звука. Камера поворачивается, опять кровь на полу… похоже, это тела детей, одно, второе, третье… Что-то бормочет диктор, всплывают только отдельные слова… "на территории… района… семья военнослужащего…", еще за кадром чьи-то рыдания… все это начало проваливаться в какое-то клубящееся бурое облако.
— Голова… — выдавил Виктор, когда понял, что вновь вернулся в комнату, — голова какая-то дурная, ничего не разглядел… Не получается, больше не будем.
— Не надо… — каким-то отрешенным голосом произнесла Варя, — я все видела, точнее, совидела…
— Что?
— Я даже знаю, где… Я могла выйти за одного военного, его направляли служить куда-то в Чечено-Ингушскую. Я поняла.
— Ладно… Это же может быть просто мое воображение, ну, видел тебя, вспомнил новости, вот, наложилось…
— Нет. Это из памяти. Я точно знаю. Значит, в твоей реальности меня и всех троих…