— В общем, да. Художники там, они иногда готовы были афиши для кинотеатра малевать за копейки, но чтобы время для своей работы, для души вроде как, было. Это у них бывает.
— Примерно так, да… Короче, общество, удобное для интеллектуалов, некомфортно для создателей и наоборот. И те и другие стране нужны. Но сейчас, для модернизации, наше общество должно быть прежде всего удобно технарям. А создателям, людям чистого искусства, в нем не совсем хорошо, личной свободы им не хватает. Отсюда скрытый проест, фиги в кармане, пьянство среди работников творческих профессий хуже, чем у шахтеров… вот, бьемся над тем, как это сглаживать.
"Теперь мне все понятно… Идеального общества все равно нет. И мне здесь хорошо потому, что просто этот строй под нас, под инженеров, заточен, а был бы я композитором, может, и чувствовал здесь себя, как в тюрьме. Сэ ля ви. Значит… Значит, коммунизм не построить. Вот и ответ этим чудикам."
— Значит, коммунизм не построить… — рассеянно произнес Виктор свою мысль вслух. Впрочем, в обществе, где умеют читать мысли, таить их особенно незачем.
— Что вы сказали? — переспросил Степан Анатольевич.
— Да так, подумалось…. Раз возникают новые классы — выходит, коммунизм не построить.
— А кто вам сказал, что коммунизм строят? — спросил Веничев.
Заведующий лабораторией по революционным бомбам вдруг вошел в какое-то радостное внутреннее возбуждение, словно хотел показать сюрприз; от волнения он стал даже машинально почесывать нос.
— Нну… все… и Маркс говорил.
— Минуточку! Подойдемте к терминалу!
Веничев потыкал пальцами в клавиатуру, и через минуту в браузере высветилась цитата:
"Коммунизм для нас не состояние, которое должно быть установлено, не идеал, с которым должна сообразоваться действительность. Мы называем коммунизмом действительное движение, которое уничтожает теперешнее состояние. Условия этого движения порождены имеющейся теперь налицо предпосылкой. Маркс К. Немецкая идеология // Собрание сочинений. Т. 3. — С. 34."
— Видите! Для Маркса коммунизм — это не строй! И его не строят! Это процесс, который висит в оперативке и убивает процессы социального расизма. Это, если хотите, антивирус.
— Простите, а как тогда называется то, что строят?
— Простите, а вам не наплевать на то, как оно называется? Что бы ни строили — главное, чтобы это было именно то, в чем нуждается общество сейчас, а не когда-нибудь после тяжких лет страданий. Вот, например, большевики ликвидировали крупную буржуазию. Но осталась частная собственность, буржуазия в форме использования административного ресурса партийно-хозяйственной номенклатурой и дельцами теневой экономики. То, что мы делаем сейчас — строим систему, в которой этой новой буржуазии не находится места. Вот так мы делаем шаг за шагом к этому самому бесклассовому обществу, о котором вы говорили. В какой форме мы это делаем? В той, которая полностью соответствует условиям точки, из которой вышли.
— А, простите, Хрущев как же? — перебил Виктор, ошарашенный этой новой социальной геометрией.
— Хрущев? Хрущев говорил, что он строит коммунизм. На самом деле он выращивал химеру в виде потребительского общества, которое переплюнет Америку по мясу и холодильникам, и которое должно питаться соками идей всеобщего равенства и братства. Братство потребиловку не оплодотворило! Поэтому мы смотрим на реальные интересы людей. Сейчас не пятидесятые, и мы уже не можем так опираться на крестьянские привычки к общему труду, как вы это видели во второй реальности. У нас население уже съехало в города, изменило жизнь, приучено к потребительскому мышлению. Поэтому мы и должны использовать это потребительское мышление, но, Виктор Сергеевич, не давать ему принимать ваших уродливых форм и не культивировать его развитие дальше. Мы ищем разные формы, как возвращать обратно народу созданные им ценности.
Веничев налил себе в стакан негазированной "Брянской минеральной", проглотил залпом и продолжал:
— Через кооперативы, через государственные акции, через централизацию финансов и кредита, через участие рабочих в управлении, через изменение стиля управления и выдвижения управленцев; разными тропинками и дорогами идут наши люди к будущему, но идут они ради себя, ради семьи, соседа, родных и близких, чтобы каждый видел, как это нам же нужно, а не политическому руководству. А как назовут — пусть историки думают.
— Хм, а что же тогда нужно политическому руководству?
— То же, что и вам. Вы работаете с заказчиками и руководство работает с заказчиками, с обществом. Основной заказ — борьба с угрозой социального расизма, внешней и внутренней.
— Извините за наивный вопрос: а что же тогда, коммунизм, выходит, возможен с любого момента? И даже в нашем обществе?
— Должен быть с любого момента. Иначе какая же это теория?
— Постойте, это как же… Должна же быть какая-то сознательность, чтобы давать бесплатно…
— Да поймите же, наконец, коммунизм не в том, чтобы бесплатно давать, а в том, чтобы отнятое возвращать. По справедливости и, что важно, без лишних жертв. А бесплатность — это надо изучать, как меняется общество, мотивация людей… Впрочем, как вы заметили, троллейбусы у нас все же бесплатны и тем не менее ходят.
— А все-таки, когда можно будет распределять, ну, скажем, колбасу по потребностям?
— Когда общество сочтет это справедливым. Все экономические законы держатся на существующих в обществе понятиях о справедливости. Даже цена на свободном рынке. Обмен товарами совершается на тех условиях, которые обе стороны полагают справедливыми. Кстати, ПО у вас бесплатное есть?